Петя, живой белокурый мальчик-ангелочек, вёл себя как положено: бесился. Мать, проявляя чудеса выдержки, любви и хладнокровия все четыре часа занималась мальчиком, и ей иногда удавалось его относительно надолго увлечь как-нибудь полезным занятием.
За это время они: учились говорить правильно буквы “р” и “л”, открывали рот, закрывали, добивались трепетания языка, оно не давалось, потом вдруг получилось, мальчик замер, потрясённый; они хлопали ладошкой по столику, всякий раз, когда в слове появлялась буква “л” и бумажный стаканчик с кофе взлетал, как ракета; ух ты, а если ещё раз; они играли в игру “Таракан”, нечто вроде детского преферанса, увидев таракана мальчик бил по столу ладошкой, потому что ему казалось, что там есть буква “л”, потом они рассматривали картинки, отвечая на вопрос, что делает Питер, Питер прилежно поливал цветы, укоризненно посматривая на тёзку; и тут наступило время, когда стало можно.
Ребенок заполучил планшет и стал играть в игру, постоянно привлекая мать, когда надо было пройти сложные уровни; она проходила, потом не прошла, Петя треснул её по руке. Планшет был отобран.
Петя заревел так, что перестали трещать четыре девицы-малолетки, которые ехали в соседней ячейке; к ним подходила уже четыре раза их учительница, умоляя говорить и смеяться тише. Когда она уходила девицы шептали громко: “Чё это Белоснежка сегодня такая нервная?” “Не знаешь? Она беременная!”
Тем временем Петя извинился, надеясь получить планшет обратно. Но мать сказала спасибо за извинения, похвалила сына за признание ошибок, но планшет не отдала, поскольку отведённое время кончилось, будучи потраченным на скандал, а следующий сеанс только через полчаса. Петя заревел – ну и так далее.
Потом они играли трансформерами, Петя был Бамблби, а мама Десептиконом. Потом они рисовали, играли в следующую игру вроде карточной… И когда я подумал, что у мамы скоро кончатся все ухищрения, она вытащила карту Москвы и предложила мальчику ходить по ней, как по лабиринту. От станции метро “Аэропорт” в Вешняки. Мальчик пошел. Сказал “Тут же река”. Ищи мостик, ответила мама. И он затих на полчаса, испрашивая у мамы только некоторые подсказки. А тут Москва, как живая.
Приехали.
Ну, и всё.
Да! Чуть не забыл: а что всё это время делал папа? Папа, теребя серьгу в ухе и высунув язык от усердия, раскрашивал в сыновней раскраске Angry Birds птичку Теренса, со всеми пятьюдесятью оттенками красного. К Москве он закончил и спросил у жены, как ей? Она долго смотрела на толстое пернатое, потом завела за розовое ушко густую прядь и сказала ласково: “Как живая”. “А тут не надо маренго?” “Нет-нет”.
Вот теперь всё.
Владимир Мамонтов
