Через два дня на третий в пять часов вечера появлялась около сторожки девушка лет двадцати пяти, в голубой куртке, белой шапочке и ярко-красных сапогах – неземное видение, когда перед глазами только бревна, кряжи, стволы, кора, опилки и… весна.
Промзона – пилорама, столярка, пяток складов по окружности двора, заваленного штабелями бревен, досок и всяким древесным хламом – располагалась на берегу Оби. Забора не было, только ворота, а рядом вагончик для сторожа.
Утренний морозец сменяла ростепель, и по двору растекался запах стружечно-опилковой прели. Трактор-трелевщик катался по двору, растаптывал остатки снега и выжимал сосновые щепки и еловые палки, которые оставались стоять торчком. Щепки, оттаивая на солнце, желтели, розовели, томились и пахли, истекали паром.
Через два дня на третий в пять часов вечера появлялась около сторожки девушка лет двадцати пяти, в голубой куртке, белой шапочке и ярко-красных сапогах – неземное видение, когда перед глазами только бревна, кряжи, стволы, кора, опилки и… весна.
— Блин! – сказал наш бригадир Мишка, грубиян и драчун по жизни. — Я теперь на Российский флаг смотреть не могу: сразу встает.
В другое время недели на две хватило бы чумиться, изгаляться и заморачиваться от клевого, ломового, ржачного прикола по злободневной тематике: секс как основа Российской символики:
— Голов две, а головок сколько? — Грубый и безбашенный народ, но сейчас никто не засмеялся, все разделяли Мишкины чувства. Ее хотели все, и каждый надеялся.
Девушка обходила склады, проверяя печати на замках, и уходила в вагончик. Что творилось в это время в душах пилорамщиков, одному богу известно, но смех звучал веселее, бревна и доски летали по стеллажам, голоса звучали громче на порядок, и удаль молодецкая перехлестывала края.
Парни на пилораме все молодые, дурашливые, из тех, у кого в приоритете физическая сила, крепость рук, ног и всяких других частей тела, а голова служит больше для веселья и организации досуга, впрочем, и досуг она организует довольно однообразно: выпить, а дальше по обстоятельствам. Повторюсь, ребята крепкие. Развлекаясь, бревнами друг в друга кидаются, другой бы умер от такого попадания, а эти только ржут, как кони.
Но были на пилораме два недоразумения – Лешка-бомж и Кешка-бич(я не вру, он по паспорту Иннокентий. Называли их всегда в паре: по созвучию, и похожи, как братья-близнецы: лет по тридцать – тридцать пять, лица темные, морщинистые от запредельно неправильного образа жизни, сами худые и низкорослые.
Кешка еще пытался изображать из себя крутизну: за тяжелую работу хватался, в умные разговоры встревал, а Лешка только телепался – из-под пилорамы опилки откидывал или, выпив стакан, сопел молча в уголке бытовки перебитым и неправильно сросшимся носом.
Проходили дни, стекалась, накапливалась информация: звать Алла, дочь пяти лет, муж – амбал здоровенный – Вован – водила КАМАЗа на соседнем предприятии. Всем облом, и никаких шансов на любовь.
А около склада стоит Лешка и разговаривает с Аллой. Через три дня та же картина: Алла горячо Лешку убеждает, а он изредка гнусаво отвечает. Поселок маленький, слухи поползли, зазмеились, занасмешничали, и слово «роман» прозвучало.
— Леш, свадьба скоро?
— Да, мы не говорили, — пробубнил Лешка, неловко тычась широкой лопатой в кучу опилок. – У нее же муж.
КАМАЗ уже стоял у эстакады: напели «добрые люди» Вовану, и он решительно выпрыгнул из кабины. В мужестве не откажешь – знал, какие крепкие и задиристые парни на пилораме работают.
Захлопнул дверцу и увидел Лешку, камнем, за неимением молотка, пытавшегося лопату отремонтировать.
— Лешка где? – спросил, оглядывая эстакаду поверх Лешкиной головы и подаваясь вперед, готовый к драке.
— А? Чего? – как бы проснулся Лешка.
— Лешка где? Здоровый такой. Алке моей мозги пудрит.
— Ну, ты же ее бьешь же… — вне логики ответил «здоровый» Лешка и встал, оказавшись Вовану ровно по пояс.
— Так!…– Вован снова посмотрел на эстакаду, где уже начала собираться бригада, парни один к одному. Растерянно и обескуражено переспросил. – Это ты, Лешка?
Лешка смотрел молча, ожидая побоев. Кешка с эстакады рванулся выручать и затрепыхался, задергался в крепкой Мишкиной руке. Вован плюнул, повернулся и полез в кабину. Дернул с места, глаза отворачивая.
Алла не успокоилась, пригласила Лешку провести следующее дежурство вместе. Прикупила бутылочку, сальца домашнего нарезала. Выпили они по стопочке, по другой, и Алла отправилась замки напоследок проверить. А Лешка опрокинул еще стопарик, заперся и уснул.
Несчастная Алла всю ночь колотила в дверь, кричала и плакала, разбила окно вагончика, но Лешка так и не проснулся.
Утром Вован нашел ее дрожащую и плачущую на крыльце сторожки. Без слов толкнул в кабину и увез. Больше мы ее не видели.
Лешка на работу в этот день опоздал.
Весна. Блин!