ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СТАТЬ ШЕСТЫМ КЕСАРЕВЫМ (рассказ одной мамочки)

ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СТАТЬ ШЕСТЫМ КЕСАРЕВЫМ (рассказ одной мамочки)

ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СТАТЬ ШЕСТЫМ КЕСАРЕВЫМ (рассказ одной мамочки)

Про шестое кесарево не слышали даже православные акушеры.
Я была сапером на неразминированном поле без карты, любителем-дрессировщиком хищников, террористом-смертником, человеком-пауком без спецэффектов, Чипом без Дейла с невыполнимым заданием. Это рассказ про мою беременность.

— Приходи, посмотрим, — грустно сказала мой врач по телефону.
Это было лучшее, что я услышала за всю беременность. Дальше анализы показали, что беременность не развивается.

— Подождем, — сказала мой врач.

Мы подождали, и она развилась. Дальше было кровотечение. На УЗИ стало видно, что плод прикреплен к рубцу от предыдущих кесаревых.

— Это классифицируется как внематочная беременность. Ее не сохраняют, но я даже не знаю врача, который рискнет вам делать аборт, — сказал мне узист.

Потом мне сказали, что рубец очень тонкий и прикрепленная к нему плацента рвет орган мгновенно, без симптомов. Это означает быструю и немучительную смерть без покаяния матери и младенца сразу.

Потом мне сказали, что ребенок умрет внутриутробно, так как через рубец не идет питание.

Потом мне сказали, что по УЗИ и анализам у ребенка серьезные пороки развития. Но на этом моменте это уже не имело для меня значения.

Потом мне сказали, что плацента очень низко, она оторвется и вызовет кровотечение, которое они могут не остановить и на операционном столе.

Пропуская лекции об ответственности в кабинете генетика и «доброжелательность» врачей женской консультации, я выяснила, что в лучшем случае все гибнут мгновенно, в худшем — долго и по очереди.

— Беременность не вынашиваемая, шансов нет, хотя все бывает, — предупреждали хорошие врачи.

— Но он же живой, — отвечала им мой любимый доктор.

— Безответственная, бесчувственная мамашка, но решать тебе, — говорила она мне.
Сначала было страшно, потом плохо, потом грустно, потом стало все равно от безысходности.
К концу беременности я расхрабрилась. «Вечно эти врачи преувеличивают», — думала я, разглядывая верхушки сосен на даче за 60 километров от Москвы.

«Пойду прогуляюсь к метро за мороженным», — думала я уже лежа в роддоме на строжайшем постельном режиме.

Настал день операции. Накануне меня навестила администрация клиники и заведующие разных отделений, которые, мне казалось, не имеют отношения к беременным. Сказали, что операция будет очень сложная, чтобы я была готова ко всему. Я позвонила духовнику и была готова.

Все случилось ровно за десять минут до начала запланированной операции. То есть, когда часть врачей мыла руки, другая надевала халаты, третья ободряюще похлопывала меня по плечу, — случилось все, чем меня пугали всю беременность. Оно оторвалось, разорвалось, полилось.

Я думала, что так быстро возят на каталках только в кино и врачи по коридору так бегают тоже только в кино. Я успела сделать два «звонка другу» — мужу и духовнику. У меня выхватили телефон и бросили на стол. По скорости показалось, что они будут резать без наркоза. Моя врач залила йодом халат главврача. Последнее, что я слышала, как вызывали детскую реанимацию.

Очнулась я от того, что очень сдержанная на эмоции врач сидела рядом и гладила меня по голове. «Наверное, ей было страшнее, чем мне», — подумала я, и мне стало стыдно.
— От метро вы меня бы не дотащили, — говорю.

— Ты безответственная и бесчувственная мамашка, — отвечает, — с ребенком все нормально. Она в общем детском отделении.

Это внешний сюжет.

Меня так накрыло Благодатью Божией, Милостью Божией, что было страшно вдохнуть. Внутри все притихло и стало на свои места, когда не хочется ничего просить, а хочется только благодарить. Я вдруг физически почувствовала «дух мирен» и близость Бога.

Ты делаешь такой маленький шажок к Богу (всего лишь не убить своего ребенка), а получаешь такие богатства, что даже страшно.

Share via
Copy link