Она даже представить не могла, что можно подолгу сидеть у окна и рассматривать белую, практически жасминовую, осень. Считать синиц, жадно поедающих крошки хлеба, и любоваться криво замерзшими лужами. А еще валяться в постели, раскинувшись звездочкой, и рисовать пальцами загогулины на простынях.
Бабушка постоянно ее гоняла. Отчитывала. Наблюдала. И как только фиксировала остановку, кричала острым, как бритва, голосом:
– Что ты сидишь как истукан? Нечем заняться? Ну тогда хоть полы помой!
И Ритка хватала ведро, старательно отжимала тряпку и ползала на карачках.
Со временем приучила себя постоянно быть при деле. Даже при двух. Вязать носки и учить английский. Сушить волосы и делать упражнения для ягодичных мышц. Мариновать курицу и проводить рабочее совещание.
А потом, когда муж выкрикнул: «Ты – не женщина! Ты – робот!» и скрылся в тамбуре с двумя дорожными чемоданами, обессиленно присела у окна.
Принялась рассматривать темно-синюю речку, вьющуюся будто старый серпантин, и провода, уходящие в другую плоскость. Синиц и крохотные тучи, похожие на мамино печенье.
И просидела так долго. Практически до утра. Ничего не делая. Ни о чем не думая.
Остановив себя. Слушая себя…
