И ждала своей очереди. Сначала старичок пошел к окошечку — его цифры на талоне загорелись. Он и пошел, опираясь на палочку. Очень медленно пошел. И кашлял сильно — все отворачивались, хотя он платочком закрывался. Он протянул сберкнижку, а ему девушка говорит, «Нет поступлений!». Старичок тоненьким голосом, кашляя, стал просить посмотреть получше.
Потому что он давно получал пенсию. Давно — потому что денежки кончились. Значит, уже прошел месяц, раз денежки кончились, ведь правильно? Девушка вежливо ему отвечала, что он недавно получал пенсию. Вот отметка, видите? И у старичка было очень грустное и растерянное лицо. Он умом понимал, наверное, что девушка правду говорит. Но тоненьким голосом вопрошал: почему тогда денежки уже кончились? И рука у него дрожала, в которой были какие-то документы. Паспорт или еще что… Я, конечно, начала шарить в сумке, в карманчике, где деньги, встала уже, но меня опередил молодой человек в такой черной шапочке-«менингитке», надвинутой на глаза. Он взял старичка под локоть, отвел в сторонку и сунул купюры. И сказал: «держи, дедушка. На!».
Старичок что-то лепетал, что пенсию должны дать. Раз денежки кончились — должны дать! А парень говорил, что это и есть пенсия. И на пальцах у парня — синие перстни. И вообще, это Славка с первого этажа, из деревянного дома, где я в молодости жила. И меня он узнал. Здравствуйте, мол, тетя Аня! Прошло сто лет, и я опять освободился, все снял казенное, побрился и помылся… И вообще — рад вас видеть! И я рада. И тоже старичку дала немножко пенсии. Мне случайно лишнее дали — я так сказала. Свезло на почте. И старичок положил денежки в кошелечек страшненький, и кивал головой и говорил, что все правильно. Раз денежки кончились — должны дать пенсию. Так ведь всегда было. И пошел, опираясь на палочку. А я поцеловала Славку-то, я же его ребенком знала и супом кормила. И тоже пошла, не заплатив за капремонт — совершенно забыла заплатить. А на улице была весна. Грязная, холодная, страшная, но все равно — весна. Как вот душа человека бывает…
Анна Кирьянова
