Я захожу на кухню и тихонько сажусь на стул.
— Что-то случилось?
Мама, милая моя. Даже не оборачиваясь, даже готовя ужин и параллельноразговаривая по телефону, оначувствует, что мне плохо.
— Нет.
Я не хочу её тревожить. Мне достаточно просто посидеть здесь, послушать, какона что-то рассказываеттете Наташе и заразительно смеется. Мне достаточно просто объятий, чтобы успокоиться, чтобы понять, что эй, все ведь не так плохо.
— Поссорилась с кем-то?
— Не-е-ет, говорю же, я в порядке.
Она стреляет в меня недоверчивым взглядом, пожимает плечами и протягивает апельсин.
— Тогда, может, просто поговорим?
Я киваю, и, медленно снимая яркую кожуру, начинаю рассказывать что-то о школе, об оценках, экскурсии и планах на выходные. И, знаете, она слушает. Слушает так, будто это все действительно важно. Слушает так, как больше никто не умеет, да и вряд ли научится.
Странно, но я не замечала этого раньше. Не замечала, как она каждый вечер приходит, чтобы поцеловать меня в лоб и пожелать спокойной ночи. Не замечала, как она ночами вышивала зайцев или кораблики, чтобы я не схлопотала двойку. Не замечала, как она готовит яичницу на завтрак: глазунью со сладким перцем для меня, и болтунью для Маришки. Но ведь она-то любит омлет. Омлет, крепкий кофе, море, розы, мои самодельные открытки, забавных обезьянок. Морепродукты, белое вино, сладкий чай, классическую музыку, “Гранатовый браслет” и рассказы Чехова…
Может, вы тоже не замечаете? Когда затыкаете уши наушниками. Когда не отвечаете на звонки. Когда отмахиваетесь от её “надень шапку” и “ты позавтракал?”. Но, может, вы не правы? Может, вы тоже не замечаете, как вам ночью подворачивают одеяло, утром кладут в сумку яблоки, вяжут шапки с помпонами. Может, вы не замечаете, но вас любят и поддерживают.
Я уверенна.
