«Ты что,
обалдел, что ли? Ну‑ка убери всё на место, иначе тётю с уколами позову»,
– говорит соседка по палате своему 2,5-летнему сыну, который весело
раскручивает рулон туалетной бумаги. Тёткой с уколами мальчика пугали по
несколько раз за день. Мама не ведает, что, если так будет продолжать,
потеряет доверие к себе. Трудный замкнутый подросток ей обеспечен.
«А
ну угомонись, щас как дам подзатыльник», – слышу за спиной у себя в
бассейне обращение к 3-летнему мальчишке, который разыгрался. А
мальчишка на маму даже не смотрит уже, хотя цепляется за неё, отпустить
боится. «Даже от самого близкого человека можно ожидать чего угодно, не
говоря уже об остальном мире», – вот он, мамин посыл.
«Плохая
девочка», – говорит бабушка внучке, которая выплёвывает запиханные в неё
макароны. Ну тут много всего может последовать: начиная от проблем со
здоровьем и весом (ведь чтоб быть хорошей, надо есть, даже если не
лезет), заканчивая закомплексованностью, зажатостью, неверием в себя и
невротизмом.
А бесконечные «Упадёшь!», – обязательно упадёт. И
взрослый юноша, и дядька – постоянно будут падать. И не только
физически. Главное, почаще говорите ему: «Упадёшь!».
Коридор
санатория. Мама тянет за руку плачущего трёхлетку. Время от времени
покрикивая: «Вот позвоню папе, он тебя «наругает» и не разрешит
конфету». (Мама и не догадывается, что, делая из папы «карателя» и
кризис‑менеджера, себя перемещает в беспомощную детскую позицию –
минимум сестры. И теряет авторитетность, и провоцирует распределение
ролей: папа – страшила, ребёнок – жертва и вредина, она сама и ни при
чём). Мальчик заходится в плаче. В это время из своей комнаты вышла
женщина – ровесница санатория. «А кто здесь так плачет?! Сейчас отдам
тебя милиционеру. Нельзя так плакать и кричать. Я вызываю милицию!».
Мама продолжает тянуть мальчика, женщина продолжает укорительно вещать,
мальчик, испуганно затихнув, затем продолжает реветь.
Когда
кто‑то с самыми лучшими побуждениями вклинивается в воспитательный
процесс, запугивая, критикуя, обесценивая, задача родителей – защитить
ребёнка. Как минимум сказав женщине: «Спасибо за заботу. Мы справимся».
Сказав сыну: «Мне тоже очень не нравится, как ты себя ведёшь. Но я тебя
никому не отдам. А милиционеры, кстати, часто помогают находить детей и
защищают их».
В столовой. От каждого столика доносится:
«Кушай!», «Ну почему ты не ешь овощи!», «Если не поешь, не будешь
плавать!». Дети плачут, родители – как грозовые тучи… У нас на тарелках
пюре и рыба. Мы с Михой попробовали – отложили. Человеку это есть точно
нельзя. Малышку за соседним столиком насилуют этой «полезной и вкусной»
снедью. С угрозами и шипением. Её заставили съесть эту «ну и гадость эта
ваша заливная рыба»… И этот опыт запомнится как насилие.
Озеро. Папа строго старшему (7 лет) сыну:
– Что ж ты за недоделок такой, постоять спокойно не можешь!
Мальчик через пару секунд:
– Я не недоделок. Я и по математике умею, и по письму!
После папы включилась бабушка с воспитательной минутой. Громкой. На все озеро. Мальчик:
– Сейчас начнётся слово на букву «х».
Бабушка, переглядываясь с родственниками:
– Что – «хаос»?
– Нет, мама знает.
– А почему начнётся?
– Потому что ты меня всё время учишь и учишь, и воспитываешь, и заставляешь слушать то, что я давно знаю…
Если
бы мы научились так же публично, как воспитываем и одёргиваем ребёнка,
проявлять своё тепло и нежность. Если бы для сравнения посчитали,
сколько раз за час даём команд и оценок, а сколько поддержки и тепла,
если бы в нашей любви проявлялось бы ещё уважение к малышу. Если бы мы
себе задали вопрос: «Если бы передо мной был чужой ребёнок, я вёл бы
себя так?», «А если бы передо мной был дорогой гость, как бы я с ним
обращался?», то, возможно, и не пришлось бы одёргивать, бить, кричать,
гасить истерики…
Потом пришло несколько «да»:
– Да, ребёнок до 7 лет не может сидеть смирно ни минутки. Это обусловлено вызреванием долей мозга.
– Да, ребёнок не понимает, почему «нет», если только что это же было «да».
– Да, ребёнок не может остановить игру по команде потому, что это процесс и есть эмоциональная инерция.
–
Да, ребёнок, который называется амбидекстр – право‑леворукий, часто
воспринимает информацию с задержкой в 5–7 сек. Он не тупой и не глухой.
Это особенность обработки информации.
– Да, ребёнок может
бояться становиться на песок или дотрагиваться до воды (если у него были
сложности в родах, если и в 3–4 года проявлен гипертонус). Ему просто
нужно чуть больше времени на привыкание.
– Да, ребёнок
нормальный, даже если 20 раз подряд бросает в песок совочек и игрушки. И
смеётся. Он так исследует траекторию полёта. И развивается.
– Да, ребёнок не разбалован, если плачет и беспокоится в отсутствие мамы, даже если он остался с любящей бабушкой.
– Да, ребёнок не понимает «человеческого голоса», если этот голос всё время звучит сверху и подаёт команды.
–
Да, ребёнок кричит «моё» не потому, что жадина или плохо воспитан, – он
так учится отстаивать свои границы. И это действительно его машинка.
–
Да, ребёнок любит и принимает нас – взрослых – безусловно, привыкает к
нашим тональностям. И иногда думает, что «когда вырасту, никогда не буду
поступать так со своими детьми». А когда вырастет, будет новым и новым
витком повторять слова мам— пап‑бабушек‑дедушек… пока мы чего‑то не
изменим…
Авторы: О. Валяева и С. Ройз