Игорь и Олеся познакомились на свадьбе друзей в 2013-м. Он был свидетелем, она — свидетельницей. Так и задружили, а через год поженились. После свадьбы пара задумалась о детях. Беременность Олеси планировалась и совсем скоро стала реальностью. Будущие родители дождались первых анализов, которые оказались хорошими, и только после этого сообщили о скором пополнении родственникам и друзьям. Все были рады.
Теперь в их квартире пусто. После смерти ребенка Олеся не захотела оставаться в ней жить. Вокруг все напоминает о Ване и щемит душу. В шкафах — так и не пригодившиеся залежи носочков, комбинезончиков и прочих вещей, к которым добавляются уменьшительно-ласкательные суффиксы. Есть даже радионяни.
Олесе нельзя сидеть. Она полулежит на диване в отцовском доме и до определенного момента без слез вспоминает все случившееся. Родственники говорят, что в семье самой стойкой на удивление оказалась главная героиня случившейся трагедии. Олеся просит закрыть дверь, чтобы мама не слышала.
— Все было настолько идеально, что мы даже подумать не могли об осложнениях. Спокойно доносила ребенка до декретного отпуска. На 40-й неделе поехали на плановый прием. Это было в один из последних дней марта. Врачи сказали, что все нормально, но решили перестраховаться и дали направление на госпитализацию в родильный дом. На месте меня проверили и рекомендовали новый осмотр в начале апреля.
Вечером у Олеси начало тянуть живот. Состояние было пограничным. К ночи стали ощущаться схватки.
— Совсем не спала. Утром поехали в роддом. Мало ли что, все-таки 40-я неделя беременности. Меня снова осмотрел гинеколог: «Нормально, схватки ложные, выпьешь таблеточку ношпы, и все пройдет. Смысла класть тебя нет».
Будущая мама написала отказ от госпитализации и вернулась домой, закупившись таблетками. Затем муж поехал на работу, а Олеся осталась наедине с ношпой, в итоге выпив от боли суточную норму лекарства.
— Врачи сказали мне, мол, если схватки происходят по три раза за десять минут, надо ехать в роддом. Боль усиливалась. Схватки не проходили. Сил терпеть больше не было. Ночью мы с мужем в третий раз отправились в роддом.
Когда приехали, на часах было 0:30. Игорь остался ждать снаружи. Внутри Олеся изначально никого не обнаружила.
— Походила, покричала, в итоге нашла медработницу. Она отвела меня к акушерке. Та спала. Женщина была сильно недовольна моим появлением: «Чего вы так рано приехали? С утра надо приезжать!» Как будто роды случаются по расписанию. Объяснила ей, что уже была у них, что схватки усиливаются. Акушерка совсем рассердилась: «Ты что, каждый день по два раза приезжать будешь? Вы все, беременные, кипишные. Лишний раз хотите перестраховаться». Потом пришел врач. Акушерка стала вести себя потише.
Врач осмотрела меня и сказала: «Родовой деятельности нет, просто ложные схватки. Ладно, сейчас наверху тебе сделают укольчик, поспишь, отдохнешь — все будет нормально».
Примерно в час ночи Олесю положили в отделение патологии. Сделанный укол не помог. Будущая мама вновь обратилась к врачу. Ответ был таким же: «Выпьешь пустырничка — полежишь, поспишь». Спать пришлось в коридоре, других свободных мест не оказалось. Сна не вышло. Олеся ходила по коридору, чтобы заглушить боль от схваток. В итоге получилась вторая ночь практически без сомкнутых глаз.
— До утра дотянула. Проснулась рано, попросила очередной осмотр. В 10:00 меня перевели в предродовую палату. Одна девочка родила в 11:00, другая — в 14:00. А я все ходила по коридору, периодически принимала теплый душ, но боли не уходили. После шести часов ожидания я уже умоляла сделать хоть что-нибудь. В 20:00 ко мне пришел врач. На моем животе были датчики, которые считывали кардиотокографию плода. Доктор сказал, что сердцебиение ребенка не измеряется, так как датчики установлены неправильно. Шли третьи сутки терпения. Мучилась я, мучился и ребенок.
Когда доктор отправил меня в родзал, я была уже никакая. Там из меня стали выталкивать ребенка. Я тужилась, а доктор клал руки мне на живот и давил. Ребенок крупный, рожать было тяжело. Я точно помню, как мне три раза давили на живот.
В 20:50 Олеся родила. Вес мальчика — 3,750 кг, рост — 56 см. Ребенок не плакал. Новорожденного сразу же отдали реаниматологу, который попытался завести его сердце.
— Все ушли, я осталась одна. Минут через 15—20 пришел реаниматолог и сказал, что ребенок в тяжелом состоянии. Тяжелые роды — тяжелый ребенок. Шансов мало. «Мне надеяться?» — «Не знаю, завтра с утра все будет известно». Наутро меня перевели в другую палату. Я пошла к реаниматологу и узнала, что ребенок в стабильно тяжелом состоянии, что улучшений пока нет.
Меня не пытались успокоить. Врач из реанимации сказал: «Ребенку становится все хуже, у вас один шанс на миллион. Если даже выкарабкается, останется инвалидом». За время пребывания в больнице я не раз слышала фразы наподобие «Вам это надо? Вы молодые, родите еще». Когда приехал мой муж, он услышал примерно то же самое. Но Игорь сказал: «Мы не будем отключать ребенка от аппарата, станем ждать до последнего. Как будет, так будет».
Прибежала акушерка: «Крестить будете? Сегодня надо обязательно крестить». Игорь поехал за священником, Олеся осталась ждать. Ребенка назвали Иваном и покрестили. Дело было вечером. Через три часа малыш умер. На часах было 23:50.
— Ко мне пришли где-то в полночь: «Ребенок умер. Будешь прощаться?» Я спустилась попрощаться. На это мне дали две минуты. И все закончилось… Не стала сразу звонить домашним. Только в 6 утра набрала мужу. В 8 часов приехали Игорь и мой папа. Они пошли разговаривать с врачом: хотели забрать Ваню. Мы не заметили сострадания: «Оно вам надо — забирать ребенка? Зачем вы его будете забирать? Оставите себе рубец на всю жизнь». Муж объяснил: «Мы ребенка покрестили, дали ему имя, хотим сделать все как надо». — «Ну, это ваше решение. Родите себе еще, не переживайте».
— В 9 утра сына забрали и завезли куда-то в Новинки, — включается в разговор Игорь. — Там произвели вскрытие. Затем отправили в холодильник. На следующий день утром я его забрал. Поехали хоронить ребенка.
Олеся хотела побывать на похоронах, но не смогла выписаться.
— Оказалось, что на следующий день после смерти ребенка никаких моих бумаг у врача не было. Он говорил: «Без истории ничего не вижу и ничего не знаю». До конца выписки моих документов у врача так и не появилось. Наверное, моя история уже находилась у начальства, которое занималось разбирательством смерти ребенка.
В какой-то момент к Олесе пришел психотерапевт.
— Он задавал вопросы вроде таких: как мы с мужем познакомились, в браке ли зачат ребенок, были ли в семье мертворожденные дети, благополучная семья или нет. В тот же день стали поступать звонки в сельсовет, к которому мы с мужем относимся. Но никакой неблагополучности у нас нет. Я работаю сметчицей в Минске, муж — водителем на той же фирме. У нас гармоничная семья. Мы любим друг друга и очень хотели ребенка.
В глазах Олеси появляются слезы. Но она быстро справляется.
— Я до сих пор не понимаю. Вроде бы психолог должен был поддержать и подбодрить меня, а в итоге он задавал такие странные вопросы. У врачей была версия о моем плохом сердце, почках. Но анализы оказались хорошими. Затем возникла версия инфекции…
Мне было очень неприятно. Один из врачей сказал: «Думаешь, ты тут одна такая? Вон в соседней палате у женщины тоже ребенок умер. Правда, у нее стафилококк нашли»…
В роддоме провели экспертизу. Сказали, что причина смерти — асфиксия. И все. Мы же направили заявление в Следственный комитет с просьбой возбудить по факту смерти ребенка уголовное дело. У меня были светлые воды, не наблюдалось удушения. Но три дня практически без сна… Любой ребенок не выдержит таких родов.
Нам всем очень не понравилось отношение медперсонала. Когда стало известно о смерти ребенка, ко мне приехал папа. Он задал вопрос в справочной: «Как пройти к заведующей?» — «По какому вопросу?» — «Мне он нужен». — «А где ваша больная лежит?» А я стою рядом. Женщина переключается на меня: «В какой вы палате?» — «Четвертый этаж, акушерское реабилитационное отделение». Женщина разозлилась: «Знаете, как детей делать, а где лежите, не знаете?» Папа осек ее: «Вы чего кричите? Ее переводили из палаты в палату — нетрудно запутаться». «А где ребенок ваш лежит?» — сказала она повышенным тоном. На что папа ответил: «Ребенок умер». Женщина попросила прощения и успокоилась.
Олеся заканчивает свой рассказ…