Негодую, кипит все внутри от возмущения. Хоть зубами скрежещи! Надоело, вот честное слово, надоело. Сорвусь ведь однажды, не удержусь, выскажу что-нибудь лишнее.
Стоит. Смотрит сквозь стекла очков. Делаю вид, что не замечаю.
Подходит ближе. Опускает глаза, прикрываясь пышными ресницами.
Неловко ей, мнется, крутит в руках сигарету. Украдкой, всего на секунду поднимает взгляд.
Снова опускает. И вся будто сжимается, укутывается в чувство вины.
Боится. Ведь не знает, что будет дальше. А ну как надоест, не удержусь, выскажу что-нибудь лишнее.
— Покурим?
Еле слышно прошепчет, а сама как кошка, разве что уши не прижимает к голове. Будто ударю, тапком да с размаха, от души.
— Пошли.
И будто с этим первым словом вылетает пробка, сдерживающая что-то мрачное внутри.
Курим стоим на балконе. Поглядывает на меня. Робко, но уже чаще.
Выдыхаю дым. И злость. И обиды. Медленно, но верно.
Сводит брови домиком. Смотрит еще чаще и дольше. Чувствую, как мысленно тянется ко мне, всем своим девичьим существом.
Продолжаю выдыхать все.
И закрадывается мысль уже: да чего я, в самом-то деле. Из-за чего поругались-то, из-за ерунды какой-то. Неужели это важнее нас? Что же я за человек. Она стоит вон, сжалась прям вся-превся.
— Прости…
Шепчет опять, смотрит в глаза, чуть ли не плача. Мокрые глаза за стеклами очков.
А я что? Я скала. Я суров. Я высок, могуч и бородат. Да прекрати ты так смотреть, ей богу!
Люблю ведь ее. Понимаю. Смотрю. И она в глаза смотрит. И вижу все.
— Ты меня прости…
В горле сухо, но говорю, тоже делаю шаг.
Выбрасывает сигарету. Спрашивает, можно ли обнять.
Нужно, любимая. Не скала уже, а сахарная вата в ее объятиях.
Сигарета кончается. Выбрасываю. Вместе с ней и злость, и обиды.
Через несколько минут и не вспомню, на что злился. А любовь-то остается.
И эти глаза за стеклами очков, и эти брови. Родное ведь все, мое.
