Всем роддомом уговаривали Наташу забрать новорождённую дочь. Но куда там…

Всем роддомом уговаривали Наташу забрать новорождённую дочь. Но куда там…

Всем роддомом уговаривали Наташу забрать новорождённую дочь. Но куда там…

Приходилось ли вам слышать истории о том, как женщина родила ребенка-инвалида, и все врачи роддома в один голос уговаривали её от него отказаться? Дескать, зачем он тебе, родишь себе ещё. Далее женщина либо поддается на уговоры этих нелюдей, либо забирает ребёнка и потом всю жизнь вспоминает их недобрым словом. Я уверена, что такие истории вы слышали не раз. И в кино такое видели, ага. Вот только я за 20 лет в роддоме ни разу (!) не становилась свидетельницей такой ситуации. Возможно, в Союзе такое и имело место, не знаю, я пришла работать в роддом в самом конце девяностых. И я могу сказать точно: для врачей отказ роженицы от ребёнка – это не только неприятная с точки зрения морали история, но и огромная головная боль. Огромная!

Знали бы вы, сколько бумаг нам приходится оформлять на этого ребёнка, сколько всяких бланков заполнять. Это горе-мамка пишет один отказ и всё, свободна. Мы же так просто отделаться не можем. Хотя неприятный осадок от случившейся трагедии (а отказ от ребёнка – это трагедия!) – это хуже любой бумажной волокиты. Каждый молодой врач, каждая молодая медсестра – все проходят через слёзы над кюветом с оставленным ребёнком. Смотреть на это спокойно невозможно. Но мы смотрим. Не спокойно, но смотрим, вынуждены смотреть. Вы не подумайте, я не жалуюсь, я просто хочу до вас донести: никто, абсолютно никто в роддоме не заинтересован в том, чтобы мать отказалась от своего ребёнка.

Пару месяцев назад к нам в роддом пришла Наташа. Ей было около тридцати лет, сейчас точнее уже и не помню. Роды ей предстояли третьи, дома ждали любящий муж, девятилетняя дочурка и пятилетний сынок. Сейчас Наташа ждала девочку. И имя ей уже придумала – Есения. Модно сейчас так называть, у нас раза два в месяц точно Есении рождаются.

Роды – плановое кесарево, так как до этого Наташа уже имела два кесаревых сечения. На операции Наташа была в сознании, под эпидуралкой. Именно поэтому она сразу поняла: с новорождённой доченькой что-то не так. Слишком выразительно переглянулись акушер и неонатолог, слишком все засуетились. Наташа начала нервничать, и врачам пришлось озвучить свои подозрения: «Нужны анализы, но по внешним признакам ваша дочь имеет синдром Дауна».

Что испытала Наташа? Страшно подумать! Её дочка по всем скринингам, по всем УЗИ была абсолютно здорова. Абсолютно! Никто же не предупреждает, что успешные анализы и УЗИ – это не 100%-ная вероятность рождения здорового ребёнка. Малышку унесли, ей предстояло множество обследований. Наташу отвезли в реанимацию, предварительно сделав несколько успокоительных уколов.

На следующий день, когда Наташу перевели в обычную палату, она завела разговор про отказ от ребёнка. Вначале мы надеялись, что это просто шок. Но она наотрез отказывалась смотреть на дочку и тем более её кормить, всё время требовала бланк отказа.

Мы подключили все силы, которые могли подключить. К Наташе пришёл неонатолог. Она подробно рассказала о том, чем опасен и не опасен этот синдром. Удивительно, но многие люди даже не знают, какими умненькими и талантливыми могут быть детки с синдромом Дауна! При должном уходе, при реабилитации они могут успешно учиться. А еще они очень добрые, очень привязанные к своим родителям. Ох и не случайно их называют солнечными детьми!

Я однажды услышала, как аутизм называли счастливой болезнью. Я тогда удивилась: заболевание это тяжелое, требующее серьезного лечения и в то же время неизлечимое до конца. Чего же в нём счастливого? И мне объяснили: когда рождается ребёнок с аутизмом, на нём нет ни одного «следа» болезни. Аутизм обычно диагностируется ближе к году, когда родители уже всем сердцем прикипели к своему малышу. Бросают ли они ребёнка после этого? Никогда! А вот деткам с синдромом Дауна повезло гораздо меньше. Эта болезнь легко определяется по ряду явных внешних признаков. Мама узнает о диагнозе сразу. Она еще не держала малыша на руках, не кормила грудью, не качала его во время бессонных ночей…Привязанность не сформирована, и именно это делает возможным отказ от собственного малыша.

Потом к Наташе приходил психолог. Ни раз и не два приходил. Она уговаривала, увещевала, приводила сотни доводов. В итоге Наташа сдалась: она попросила принести ей дочку. Как мы были счастливы! Я была на дежурстве, когда нам позвонили из послеродового отделения: «Девочки, Наташка-то свою Есению к себе затребовала. Глядишь, не оставит её». Все выдохнули.

На следующее утро Наташа сообщила, что отказ писать не будет. Мы выдохнули ещё раз. Через несколько дней мы стали готовить их к переводу в отделение патологии новорождённых: Есеньке требовался всесторонний контроль со стороны специалистов, поэтому домой ей ехать было еще рано. Мы проводили девчонок, смахивая слёзы. Всё хорошо, что хорошо кончается.

Но тут история не закончилась. Через неделю нам позвонили из патологии новорождённых. Наташа ушла из больницы, написав отказ от Есении. Представляете, прожила с ней почти две недели – и ушла. Домой, к мужу, здоровым детям. К своей счастливой семье. Семье, где маленькой Есении нет места.

Что еще об этой истории скажешь? Судить никого не хочется. Единственное: мы все очень надеемся, что найдётся смелая семья, которая сможет принять Есению со всеми её достоинствами и недостатками. Потому что за «страшным» синдромом скрывается обычная маленькая девочка, которой больше всего на свете нужны родители. Сегодня в России такие усыновления случаются всё чаще и чаще. Дай Бог, Есении повезёт.

Share via
Copy link